И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук

Одно точно – почерк был не Жанны. А тогда – чей? Ну, прям тайны индийской гробницы, блин!

Глава 5-я. Весна-а-А!.. и дамы…

март 1966 г.

Будни я описывать не буду – я всячески выдерживал свой режим (план), и это почти всегда мне удавалось.

В школе у меня резко поднялась успеваемость. Еще бы! Представьте, как учится ученик, ежедневно аккуратно выполняющий домашние задания!

Кроме того, у меня повысился авторитет в классе. Я постепенно становился признанным своеобразным третейским судьей.

У нас постоянно возникали какие-то мелкие конфликты, споры, ссоры. Как на уровне школьно-учебном, так и на внутренне-бытовом. Как исправить оценку по химии, если преподаватель… Шли ко мне, мы вместе садились и придумывали, на каком уроке, каким именно способом решить проблему. И почти всегда я в своих советах оказывался прав.

Или – назревает групповая драка между классами, а зачем она нужна? Миута влезает в конфликт, предлагает разобраться, я анализирую ситуацию, нахожу и с т о к и вражды, и предлагаю не всем! а лишь двум пацанам разрешить между собой спор в схватке один на один. А уж драку будет судить Миут, он и любит это, и является авторитетом в силовых спорах.

И вот так потихоньку я стал общепризнанным арбитром. Ну, а что вы скажете, ведь жизненный опыт не пропьешь…

Что касается нашей «вокально-инструментальной группы», то репетиции продолжались, и без срывов. Даже когда один раз простыл Бульдозер и дважды пропустил наши встречи, мы продолжали репетировать без него. А Борьку посещали Моцарт и девочки и «подтягивали» до нашего общего уровня.

Мне очень нравились девчонки. Наверное, они теперь танцевали дома каждую свободную минуту, потому что синхронности движений, красоте пластики, какой-то особенной женственности (откуда она в четырнадцатилетних подростках?) можно было только завидовать.

К празднику «8 марта» я подошел во всеоружии.

Как обычно, перед праздником райвоенкомат отрядил автомашину в Барнаул за цветами и подарками. И Чернявский заказал и оплатил отцу тюльпаны для поздравления наших девочек. Ну, и все его друзья попросили для себя тюльпанов, сколько можно.

Конечно, того количества, сколько бы нам получить хотелось, – столько цветов просто не привезли, не привезли, но лично мне достались днем 7 марта четыре роскошных палевого цвета тюльпана.

Пришлось отдать все деньги, что остались у меня со дня рождения. Но теперь я мог начать штурм Жанны Игоревны!

А что цветков было четное количество, так не беда – один цветок я подарил утром 8 марта маме. Ну, и духи, которые я купил еще в феврале.

Часов в двенадцать я прогуливался с закутанными в несколько газетных слоев цветами возле дома Жанны Игоревны и дожидался удобного случая. Случай в виде соседского пацана, вышедшего из калитки соседнего дома, предоставиться не замедлил, и скоро мы беседовали:

– Знаешь меня? – спросил я.

– Знаю. Ты – Толян, из нашей школы, живешь на Кучеровых.

– Молодец! Поручение мое выполнишь?

– Ага! Чего делать?

Я объяснил ему, что нужно сделать и вручил ему букет. И отправился домой.

Дома мы только-только приготовились обедать (я накануне приготовил плов, а мама испекла пирог с черносливом), как загремела сначала наружняя дверь в сенках, потом постучали в дверь дома.

«Миут!, подумал я. Вот ведь гад! Запах сладкого пирога учуял!»

И подошел к двери, открыл – а там был не Миут, а мой давешний посыльный, которого я направлял к Жанне Игоревне.

– Давай заходи! – сказал я. – Ты чего ко мне пришел?

Доверенный высоких сторон, сопя, сунул мне в руки записку.

– Подожди! – сказал я. Вдруг нужно будет написать ответ?

ТОЛЯ!

Я ХОЧУ ПРИГЛАСИТЬ ВАС ОТМЕТИТЬ ПРАЗДНИК.

В 14 ЧАСОВ, ОБЕДОМ У МЕНЯ,

Ж.

Я посмотрел на свою новенькую плоскую «Славу» – на циферблате стрелки показывали четверть второго.

– Ладно, беги! – сказал я посыльному. – Хотя стой!

Я пошел на кухню и отрезал кусок пирога. Завернул его в газету и отдал пацану со словами:

– На улице не ешь – холодно, дома покушай, с чаем!

– Спасибо, Толь! – просиял малец, и исчез – только двери загремели!

А я пошел клянчить у мамы какие-нибудь духи – ей на «8 марта» их всегда надаривали чуть ли не десяток флаконов.

Проблем не возникло – и через четверть часа я с духами в кармане не спеша двигал в сторону улицы Ленина.

На улице тем временем бушевала весна!

Солнце не просто светило, оно грело и это вызывало первое таяние снега. Везде были лужи, пока еще – неглубокие, но зато со скользким дном, так что по дорогам приходилось ходить осторожно, чтобы, поскользнувшись, не упасть.

По-весеннему чирикали воробьи и синички – они прыгали с ветки на ветку, переговариваясь во весь голос и тоже, наверное радовались наступившей весне. Конечно, им ведь не нужно идти по скользкой дороге – у них вон крылья…

Но это я не брюзжал – я так себя успокаивал перед свиданием. Волновался, конечно!

Но зря – Жанна встретила меня у дверей, подставила щеку для поцелуя и тем самым сразу сняла мое напряжение – я почувствовал себя с ней «на равных».

Стол был накрыт – стояла бутылка шампанского, в вазе – яблоки, посередине – праздничный пирог. Ну, а центром композиции служили три мои тюльпана в высоком узком вазоне.

– Садись, я сейчас жаркое принесу! – Жанна выбежала на кухню.

А я осмотрелся.

Жанна занимала половину дома, по всей видимости – это было служебное жилье медучилища. Две комнаты, кухню и обязательные сенцы при входе.

Одна комната была спальней – в ней стояли две кровати, причем одна – небольшая. «Детская, сынишкина…» – подумал я.

А в гостиной был шифоньер, сервант, обязательная тумбочка с радиолой, круглый стол, с отодвинутыми стульями. И, конечно, диван.

На двух окнах были веселенькие уже весенние шторы – по виду, из повесили на днях.

Ну, а на полу лежали шерстяные дорожки, так что я при входе разулся и моим ногам холодно не было.

Мужских тапочек я у дверей не обнаружил.

Это меня порадовало…

Тем временем Жанна Игоревна поставила тарелки с жарким и села за стол сама.

На ней было красивое платье из легкой ткани с вырезом, подпоясанное красным поясом «под кожу». На шее – красного же цвета бусы. И помада на губах была красной, и ногти на руках.

Длинные пряди волос максимально закрывали лицо, так что она поглядывала на меня как бы одним глазом.

– Открывай шампанское! – сказал она.

Я аккуратно развинтил проволоку, с гулким выхлопом вырвал пробку и разлил искрящийся и пенящийся напиток по бокалам.

– С женским праздником, Жанна! – сказал я, поднимая бокал.

И пригубив вместе с ней вино, я продолжил:

– Если и есть в этом поселке женщина, о которой я думаю последнее время, то это ты!

Честное слово, ребята, Жанна Игоревна покраснела!

– Спасибо, Толя! – сказал она. – И за цветы спасибо! Где же ты их взял?

Она пила шампанское маленькими глоточками из бокала и смотрела на меня, чуть склонив голову набок. И честное слово, кожа ее лица не бросалась в глаза.

Я махнул рукой, мол, места надо знать, и предложил выпить еще.

Мы выпили, а потом поели.

Я налил еще по немногу вина и встал, держа свой бокал в руке.

– Жанна, я не поблагодарил за роскошный подарок ко дню рождения. Там даже надпись есть – а я сразу не заметил…

– Не стоит! С совершеннолетием!

Она подняла бокал знаком салюта, и мы выпили.

– За мной танец! – сказал я.

Жанна встала и подошла к радиоле. И я смог рассмотреть ее, пока она выбирала пластинку.

У нее все было точеным – фигурка, ножки, обтянутые капроном, прямые узкие плечи. И в целом она была, как иногда говорят – миниатюрной, хотя я не сказал бы, что низкорослой – пожалуй, где-то метр – шестьдесят. Или чуть выше…

Как бы то ни было, она была из тех женщин, которых хочется все время закрывать собой и защищать… И меня вдруг обдало теплой волной нежности к ней, Жанне Игоревне…

Зазвучало танго, это был знаменитый «Аист»:

«Ах, здравствуй аист,Мы наконец тебя дождались…Спасибо аист, спасибо, птица,Так и должно было случи-и-и-иться…», —

пела Миансарова.

Мы танцевали, держа руки на плечах друг у друга. Меня опять поразил запах ее духов – это были какие-то непривычные духи. И скорее всего – дорогие. И я не стал доставать из кармана «Москвички» принесенный мною флакон.

В какой-то момент Жанна положила голову мне на плечо. А я опустил свою и прикоснулся губами к нежной коже ее шеи. Она теснее прижалась ко мне, и я стал целовать смелее ее шею, потом руками поднес ее лицо к своим губам и принялся целовать ее глаза, губы… Она отвечала мне.

«…Здравствуй аист, мы наконец тебя дождались…» – пела по-прежнему певица, а я подхватил Жанну на руки и отнес ее к дивану. Я усадил ее, сел рядом и продолжал покрывать мелкими легкими поцелуями ее шею, грудь в глубоком вырезе платья.